Рассказы от Егора: 2 истории

Чеборюков Игорь (Egor)



Мы познакомились под кустом на берегу Истринского водохранилища. Обоим исполнилось по 16 и впервые в жизни, на новый СССР паспорт, уже можно было взять на прокат лодку. Он расположился на ночлег с одной стороны, а я с другой. Он второпях забыл дома хлеб, а я по той же причине колбасу. Разделив хлеб и колбасу, мы дружим вот уже 39 лет. Оба были готовы ради рыбалки сбежать из дома, с лекций и даже от своей
девушки. Он, - это мой друг Анатолий. С ним связано много разных приключений, в которые мы попадали исключительно по его неугомонной и авантюрной инициативе. Сколько раз я клял себя за излишнюю доверчивость, но его доводы и аргументы всегда преобладали над моей осторожностью и я снова влипал в очередную историю. Расскажу лишь о некоторых: 

Первое купание.

Как-то зимним вечером раздается очередной звонок по телефону. Это он! "Слушай! Я тут нашел такую речку, что тебе и не снилось! Рыбы.... навалом!!! Своего соседа, Сашку, я уже уломал, остался ты. Ну, так что, - едем?!" Конечно едем, тем более что рыбы навалом. За окном февраль и минус 29 градусов. Речка называется Суходрев. В пятницу вечером мы встречаемся на Киевском вокзале к последней электричке, садимся в поезд и трогаемся навстречу удаче. Через два часа неспешного пути поезд останавливается на какой-то станции и машинист объявляет, что поезд прибыл на конечную станцию. Выходим на голую платформу в чистом поле. Поезд ушел куда-то в тупик и три придурка одиноко стояли посреди этой пустоты под единственным горящим фонарем. На троих была бутылка водки и щенок (чекушка). Мороз мгновенно прочистил мозги, и решение было принято единогласно. Поллитровки не стало. Мороз норовил залезть под телогрейки и мы сели в кружок спина к спине, чтобы согреться. Через четыре часа со стороны Калуги пришла другая электричка, которая повезла нас к заветной речке с немыслимыми запасами рыбы. Выйдя на станции "Суходрев" мы обратились к какой-то старушенции с вопросом: - "А где тута речка?" Бабулька взглянула на нас как на пришельцев и испуганно махнула рукой в чистое поле. Азимут был взят, и мы быстрым шагом направились в указанном направлении. Через час ходьбы по глубокому целинному снегу мы дошли до каких-то кустов, за которыми наблюдалось что-то похожее на речку. Осторожно сойдя по пологому откосу, мы вышли на середину вроде бы реки. Я стал вертеть свою ложку-коловорот и через пять оборотов просверлил лунку. Ура! Мы были на реке! Все дружно начали разматывать свои снасти и холод уже не так копошился между тощих юношеских лопаток. Я смотал уже не менее 5 метров лески, но мормышка никак не доставала дна. Вот это омут! Когда леска на катушке закончилась, а её было 15м, я понял, что тут что-то не так. Взяв коловорот, я сунул его в лунку и уперся в дно, до которого было всего 40см. Сунув замерзшую руку в лунку, я ощутил сильное течение. Всё стало понятно, но только на половину. Отсутствие опыта и замерзшие мозги не подсказали, что по такой речке по льду лучше не бродить. Я смотал снасть, взвалил на плече свой ящик, сунул под мышку коловорот и побрел по реке в поисках хоть какого-нибудь омутка. Ребята отстали, сматывая снасти задубевшими руками. Через 40 метров на очередном шаге я вдруг не
почувствовал под ногой твердого льда, но нога была уже занесена, центр тяжести перенесен и я, не успев ничего понять, уже стоял на каменистом дне по колено в воде. Пулей выскочив из промоя, я подошел к все еще копошащимся друзьям. Вылив из валенок воду и сняв с них по одному носку я замотав их сверху газетой, а затем снова надел свои валенки. Посовещавшись и сразу поумнев мы решили пойти берегом, чтобы не искушать судьбу. Река извивалась, как змея и, пройдя еще с километр по берегу, мы, наконец, нашли широкий омут на повороте русла. Крутой берег оказался очень высокий и спускаться было почти невозможно. Посовещавшись, пришли к заключению. Раз уж я один раз искупался, то мне и разведывать. В случае чего у друзей оставалось еще по одному шерстяному носку и можно было еще разок поделиться. Я стал осторожно натаптывать ступеньки на крутом заснеженном откосе, чтобы можно было поближе спуститься к воде. Когда до льда осталось всего один шаг, Анатолий смело скомандовал: - "Давай, выходи на лед!" Я шагнул. Было ощущение, что я шагнул во что-то ватное и мягкое. На удивление я сразу не почувствовал холода ледяной воды. Над поверхностью торчала только моя ушанка, а ноги затаскивало под тонкую корочку льда довольно сильное течение. Находясь спиной к берегу, я пытался зацепиться локтями за его край, но крутой обрыв не позволял мне этого сделать. Ватник быстро намокал и я понимал, что самостоятельно мне уже не выбраться. Теперь я уже реально чувствовал сильный холод, который довольно быстро поднимался от валенок под ватными штанами и приближался к груди. Веревки у нас не было и ситуация становилась критической. Оба друга сверху с испугом смотрели на меня, не зная, что делать и стояли как загипнотизированные. Решение ко мне пришло мгновенно. "Спускайте оба коловорота рукоятками вниз", - крикнул я. Мои варежки слетели и валялись в нескольких метрах на тонком льду. Пальцы сковал мороз, и они уже плохо слушались. Когда спустили оба коловорота, у меня хватило сил только согнуть пальцы, остальное сделал мороз. Руки намертво примерзли к голому металлу и я уже ничего ими не чувствовал. Друзья стали тянуть меня вверх, но я стал слишком тяжел в намокшей одежде. Задрав голову, я видел красные от натуги лица моих друзей, которые тянули меня почти вертикально вверх. В голове сверлила тревожная мысль. Если мои пальцы разожмутся под отяжелевшим собственным весом, то я уйду под лед мгновенно, а течение доделает свое дело. Руки уже давно ничего не чувствовали и я даже не ощущал, как трескалась примерзшая к металлу кожа. Наконец меня выволокли наверх обрыва и поставили на ноги. Я понял, что еще порыбачу в своей жизни, но для начала нужно было обсохнуть. Низкое февральское солнце казалось еще больше усиливало мороз. Через минуту верх моей одежды стал стеклянным. Анатолий достал единственный термос и стал поливать из него на мои руки, чтобы они отлипли от коловоротов, которые так и остались зажатыми в руках. Отогрев меня от железа и обмотав кровоточащие руки шарфом мы стали думать о дальнейших действиях. Примерно в километре, в чистом заснеженном поле, вертикально вверх поднимался дымок. Значит там есть жилье, и мы направились прямиком на этот маяк. Через 20 шагов моя застекленевшая верхняя одежда потрескалась в изгибах и наружу полезла внутренняя вата штанов и ватника. Друзья шли впереди, торя дорогу по целине и таща мой ящик и коловорот, а я обречено тащился за ними. Сухой на мне была только ушанка. Добравшись, мы увидели ворота с открытой калиткой и длинный забор, уходящий почти в горизонт. Сразу за воротами стояла небольшая каменная сторожка, размером 4 х 4, в которой топилась печь. Это оказался летний пионерский лагерь, который раз в неделю навещала сторожиха, делая на лыжах обход всей территории, а в сторожке она просто грелась. Увидев стеклянного пингвина она всплеснула руками и затащила нас в сторожку, где у стены жарко топилась углем конфорочная печь. В помещении стоял один стул и одна голая пружинная кровать без матраса. На гвозде у входа висел огромный тулуп, который сторожиха расстелила на кровати и командным тоном приказала мне раздеться до трусов. Друзья достали из ящика чекушку и замерший кусок сала, налили полный стакан и я медленно выпил ледяную с кристалликами водку. Сторожиха поставила стул поближе к печи и положила на него мои мокрые валенки, а штаны телогрейку и прочую одежду развесила вдоль печи на веревке. Затем, открыв сверху конфорку, она всыпала в утробу печки полное ведро отборного
антрацита, открыла полностью поддувало и заслонку трубы и ушла обходить территорию. Я положил на притолоке печки, у трубы, свои носки, связанные матушкой из собачьей шерсти, завернулся в тулуп и мгновенно отключился после бессонной ночи, всех треволнений и стакана водки. Проснулся я от того, что меня что-то душило и я не мог вздохнуть. Приподнявшись на кровати, я от боли высокой температуры зажмурил глаза. Было ощущение, что я нахожусь внутри доменной печи. Сползя на пол, я так же
ползком добрался до двери и распахнул ее на морозный воздух. Только тут я смог наконец вздохнуть. Друзья лежали на полу и крепко спали. Я встал на ноги и только тут увидел раскаленную до бела и прогнувшуюся вниз чугунную конфорочную плиту. От печки шел такой жар, что подойти к ней было невозможно. Снова встав на четвереньки, я дополз до поддувала и закрыл его, а затем растолкал своих друзей. Прикрыв трубу и открыв форточку мы кое-как проветрили раскаленное помещение. Печка притухла, и мы стали приходить в себя. Во рту все пересохло, чая больше не было и мы, смочив рот снегом стали собираться. Вся моя одежда высохла и пылала жаром. Одев треники, рубаху и свитер я пошел за носками. Они лежали на притолоке точно такие же, как я их и положил. Я взял один носок за пятку, но носок продолжал лежать, только в том месте, за которое я брался, образовалась брешь. Мои собачьи носки полностью сгорели, сохранив форму и цвет. Даже торчащие шерстинки были реальны, но носки рассыпались в труху при малейшем прикосновении. Пришлось снова одолжить по носку и мы быстро оделись. Тут вернулась и сторожиха. Увидев свою печь с прогнутой чугуниной, она сначала расстроилась, а потом испугалась тех возможных последствий, которые могли произойти, если бы мы угорели, или вообще сгорели. Очухавшись, мы стали расспрашивать ее об этой речке, и о водящейся в ней рыбе. Бабка взглянула на нас, как на юродивых и сказала, что, сколько живет в этом краю, еще ни разу не видела, чтобы зимой кто-нибудь ходил на речку и тем более ловил там зимой рыбу. Летом, еще куда ни шло, попадается и щучка и пескарь, но зимой к ним еще ни один придурок не додумался приехать. Мы с Сашкой взглянули на Анатолия, но он невозмутимо ковырял в пересохшем носу и делал вид, что к нему это никак не относится. Домой доехали без приключений. На следующий день я бодренький пришел на работу и стал названивать своим друзьям. Какого же было мое удивление, когда оба лежали дома в обнимку с температурой под 40 и бюллетенем под подушкой. А мне было хоть бы что!

Сухая река.

Раздался очередной звонок по телефону:"Гарик, - привет! Слушай! Я тут на карте нашел такую речку!!! Рыбы - навалом! Вода - как слеза! Глубины - не мерянные! Сашку я уже уговорил, а заодно и еще трех девушек в придачу. Не забудь ласты и маску, а я раздобуду подводное ружьё. Да, - а ещё захвати гитару, как никак ведь будут живая природа." Из дальнейшего разговора следовало, что девушки берут только закуску и себя, а все остальное - наше, включая палатки, котелки, посуду, спальники, спиртное, и все остальные рыболовные снаряжение. Встречаемся в пятницу на Киевском вокзале в 18:00 под расписанием. И вот долгожданная пятница. Трое семнадцатилетних аборигенов с огромными рюкзаками, из которых торчали ласты и подводное ружьё, с гитарой наперевес, а так же с охапками удочек и спиннингов стояли под электронным табло. Настроение было приподнятым, я бы даже сказал оно показывало ровно на 14 часов, в предвкушении общения с живой природой. Анатолий уже второй раз вытряхивал опарышей из своих треников и старых резиновых сапог. Опарыш никак не хотел сидеть в баночке из под вазелина, а баночка в свою очередь никак не хотела плотно закрываться. Я побренькивал на гитаре, вспоминая походный репертуар Визбора, а Сашка ковырял в носу даже не замечая косых взглядов проходящих пассажиров. Назначенное время уже давно прошло, а живая природа, в лице трех девушек, всё не появлялась. Наконец заподозрив неладное, мы напрягли Анатолия на выяснение причины такого облома. Настроение еще оставалось немного приподнятым, но уже только на половину четвертого. Анатолий удалился вместе с двушкой для таксофона к ближайшему автомату, а мы с остатками еще тлеющей надежды дожидались его возвращения, пытаясь хоть как-то поддержать ее сникающий тонус. Когда он вернулся, - все стало понятно и настроение упало на полшестого. Время было уже около восьми вечера и все продуктовые магазины оказались закрыты. Анатолий заверил нас, что уж рыбой мы будем точно обеспечены, а хлеб и соль стрельнем у рыбаков, которых там наверняка будет немерянно. Наши продовольственные запасы состояли из трех бутылок водки, двух пирожков с капустой, которые я не успел съесть в перерыве лекций в техникуме, а так же двухлитровой стеклянной банки, в которую предусмотрительный Сашка уложил сырые яйца. Оказывается сложенные плотно в банку яйца никогда не разобьются при транспортировке даже в рюкзаке. Кстати, практика это доказала. Ехать нам, по словам Анатолия, было недалеко и на билетах решили сэкономить. Быстренько добежали до середины Чеховской электрички и залезли в тамбур, из которого в обе стороны можно было вовремя заметить контролеров. Анатолий заливался соловьем, рассказывая нам прелести чудесной реки и мы, забыв про девушек, уже мысленно вовсю наяривали эту рыбу. Река, по утверждению Анатолия, протекала поперек железнодорожных путей, поэтому промахнуться было просто не возможно. Через час мы вышли на платформе под названием "66-й километр", взвалили на плечи рюкзаки и двинулись по ходу электрички прямо по железнодорожной насыпи в сторону следующей остановки Чепелево. В отсутствие девушек я горлопанил под гитару самые блатные и непристойные песни, Анатолий тащил пучок моих палок, а Сашка старательно подвывал мне голосом, полностью лишенным не только слуха, но и чувства ритма. Видно в детстве ему наступил медведь не на ухо, а на весь организм. По приблизительным подсчетам ходу нам было не более часа. Солнце уже село за горизонт, но было еще довольно светло. Наши молодые и тощие бульонки резво несли нас вместе с тяжелой поклажей и вскоре мы увидели впереди..... Впереди, совсем недалеко, мы увидели платформу Чепелево, то есть следующей остановки электрички. Анатолий осоловело смотрел в наши вопрошающие глаза и удивленно молчал. Прозевать мост через реку, даже под гитару, мог только слепой, а мы этим не страдали. Наши тощие коленки дали первый сбой и натружено вздрогнули. Не сговариваясь мы молча повернули обратно по той же насыпи и не спеша потащились уже без музыки и песен. Настроение было полностью испорчено. Через полчаса справа от насыпи, внизу, мы заметили мужика, который гнал длинным кнутом отставших от деревенского стада коров. На наш вопрос: - "А где тут речка?" - мужик подозрительно глянул на нас и указав пальцем себе под ноги ответил: - "Тут!" Мы переглянулись между собой и снова задали тот же вопрос. Мужик так же уверенно подтвердил местонахождение реки, но добавил, что эта речка пересыхаить еще в начале лета и таперя в ней, заросшей густой травой, как и завсегда, пасутся деревенские коровы. Во рту у нас все пересохло от длительной ходьбы и материть Анатолия сил уже не было. Три палатки, шесть спальников, а в придачу ласты с масками, подводное ружье и охапки снастей давили на тощие плечи. Виновник всей затеи спустился с насыпи к мужику и стал его о чем-то расспрашивать. Через минуту мужик побрел дальше за своими коровами, а Анатолий скомандовал нам спуститься с насыпи. Спустившись мы наконец увидели мост. Под насыпью проходила бетонная труба, диаметром полтора метра, которая и выполняла функции моста. Из развед данных Анатолия следовало, что всего в каких-нибудь двух километрах от насыпи речка еще сохранилась, и что рыбы там не меряно, глубины еще приличные и все не так уж и плохо. Взбодрившись мы пустились в путь по указанному направлению. Начало смеркаться. Ноги стали путаться в лежащих ветках и спотыкаться в колдобинах, оставленных копытами деревенских коров. Сколько мы прошагали, - неизвестно, но вот в остатках вечерних сумерек сквозь темные кусты блеснул лучик надежды в виде присутствия воды. Анатолий был единственный из нас в резиновых сапогах, поэтому он смело прошел вперед и вернувшись твердо заверил: - "Все нормально! Прибыли!". Рюкзаки свалились с плеч и мы буквально рухнули на них. Отлежавшись с полчаса мы наконец стали готовиться к ночлегу. Мы с Сашкой стали устанавливать одну палатку на троих и стелить в нее спальники, а Анатолий срубил две рогульки для костра и натаскал немного сушняка. Костер разгорелся уже в полной темноте. Фонарика у нас не было и мы отправили сапогастого "Сусанина" за водой для кипятка. Чайной заварки у нас так же не было и Сашка стал ползать на четвереньках вокруг костра в поисках целебных трав, которые могли заменить заварку. Я не ботаник и полностью доверился Сашкиному инстинкту. Анатолий вернулся довольно быстро с полным котелком воды и сразу водрузил его над костром. Ужасно хотелось пить, но трезвый разум подсказывал, что не кипяченую воду лучше не пробовать. Голод напоминал о себе еще в электричке и теперь нам уже хотелось не есть, а просто жрать. Анатолий достал бутылку водки и поставил ее на расстеленную свежую газетку. Я достал свои два пирожка с капустой, а Сашка торжественно извлек банку с сырыми яйцами. Я никогда в жизни не пил сырые яйца и даже при упоминании об этой процедуре меня воротило наружу. Анатолий разлил по полстакана водки каждому, я разломил один пирожок на три части, а Сашка начал чистить для себя сырое яйцо, смачно причмокивая и старательно ковыряя в нем небольшое отверстие. Глядя на него голодными глазами Анатолий тоже полез в банку за яйцом. Я одновременно боролся с голодом и отвращением к сырым яйцам, но голод оказался сильнее. Сашка показал мне, как правильно проковырять дырочку в сыром яйце, чтобы оно не вылилось. Мне было уже все равно и я обречено держал в одной руке стакан, а в другой яйцо. Все чокнулись и я стал глазеть, как Сашка будет глотать свой сырой продукт. Надо отдать должное его профессионализму в этом вопросе. Зажмурившись я опрокинул свой стакан в рот и тут же проделал то же самое с яйцом. Эффект был потрясающим! С тех пор я не только сильно зауважал сырые яйца, но при возможности всегда старюсь запивать водку только ими. Зажевав выпивку одной третью пирожка я маленько взбодрился и всё стало казать не таким уж мрачным. Пол стакана водки натощак быстро сделали свое дело. Проснулась этакая бесшабашность, я бы даже сказал - удаль. Мудрый Сашка вдруг высказал справедливое мнение, что девушка на рыбалке, все равно, что баба на корабле, и что именно от них произрастают всякие вредности и пакости, особенно, если не предохраняться. Вода в котелке уже начинала парить и обещала вскоре вскипеть. От Сашки поступило предложение повторить, а никто и не возражал. Второй пирожок был расчленен так же, как и первый и мы продырявили еще по яйцу. Вторые полстакана я выпил уже не жмурясь и даже посмаковал сырое яйцо. Котелок наконец забурлил и Сашка засунул в него целый пучок каких-то трав вместо заварки. Закрыв его крышкой, мы сняли котелок с перекладины над костром и отставили в сторону, чтобы гербарий получше настоялся и немного остыл. Сашка разухабился и внес очередное предложение, так сказать, - перед чаем. Мне становилось уже все равно и мы молча не возразили. Третьи полстакана входили с трудом, но сырое яйцо мягко исправило эту проблему. Подошла очередь чая. Анатолий, как главный по котелку, расставил кружки поближе к костру и, придерживая снизу котелок рукавом куртки, стал разливать чай. Я смотрел, как в отблесках костра импровизированный чай наливался в кружки, отметив про себя, что вместе с водой в кружки лилось что-то еще, вроде ягод, как будто через край котелка наливался компот с вишнями. Мы разобрали налитые кружки и стали пить этот чай. Травяной бульон сильно горчил, но другого у нас не было. В нос ударил запах полыни и еще какой-то не понятный, но очень знакомый душок с болотным оттенком. Сашка, как заправский ботаник, стал уверять нас, что в отваре присутствует богатая палитра разнотравья, очень полезная для организма. Сделав глоток этого варева мне показалось, что я проглотил что-то вроде скользкой, студенистой вишни. Сашка тоже отметил это явление, но тут же нашел ему объяснение заявив, что это просто разбухшие лепестки травы, и в доказательство даже привел ее замысловатое название. Спорить с авторитетным ботаником было даже опасно, так как никто не хотел показать своего невежества в природных познаниях, но остатки школьной программы по естествознанию подсказывали мне, что такое название вроде бы встречалось в упоминаниях о джунглях Амазонки. Хотя возможно я был и не прав. После третьего чайного глотка я постарался поймать между зубов разварившуюся траву и мне это удалось. Выплюнув на ладонь студенистую мессу я поднес её к костру, чтобы еще раз убедиться в Сашкиных словах на счет правильности названия такой необычной травы. Будучи еще относительно в сознательном состоянии я довольно отчетливо разглядел на своей ладони сильно побелевшего полуразварившегося головастика, и даже с хвостом, но еще без задних лапок. Наступила тишина. Мы с Сашкой взглянули на Анатолия, который с невозмутимым видом продолжал хлебать головастый чай. "Ты где черпал эту воду?" - вдруг заорал вопросом Сашка. Анатолий, сделав очередной глоток, очень уверенно ответил: - "В озере, за кустами." Мы сидели раскрыв рот, а Анатолий вдруг начал убедительно вещать нравоучительным тоном, что мы, дескать, абсолютно полные невежды в области кулинарии. В доказательство он привел очень веский аргумент, что французы всю жизнь ели, и до сих пор едят лягушек, и что исключительно по этой причине у французов воспиталось целых два великих полководца в лице Наполеона и Бонапарта. Эти фамилии были нам точно знакомы, но глотать головастиков вместо лягушек, даже в знак солидарности к великим полководцам, и я, и Сашка наотрез отказались. Анатолий пожал плечами и продолжая отхлебывать свой чай смачно впитывал азы французской кухни. Сашка вспомнил, что его матушка положила ему в рюкзак тонкое полотенце, которым вполне можно было процедить головастый бульон. Полотенце было почти свежим, стираным не больше недели тому назад. Натянув его над другим пустым котелком мы стали цедить целебный отвар из разнотравья. На полотенце образовалась приличная куча их разварившейся травы вперемешку с белёсыми головастиками. Анатолий сидел в стороне и не вмешивался в наш процесс. Наконец навар был свободен от посторонних примесей и мы допили почти остывший, так называемый, - чай. Пьяные колени никак не хотели держать еще соображающий организм и мы, бросив полураспотрошенные рюкзаки, полезли на четвереньках в палатку. Уткнувшись носом в спальник я вдруг ощутил вонь коровьего дерьма. Этот запах настойчиво присутствовал в палатке, но как он туда попал, - было непонятно. Толи от этого запаха, толи от французской кухни, толи от сырых яиц меня стало мутить. Я выполз за палатку и облегчился. Через минуту ко мне присоединился и Сашка, а Анатолий громко храпел в палатке, в гордом одиночестве. Полегчавшие мы снова вползли в матерчатый дом и наконец уснули. Проснулся я среди ночи от сильных позывов в нижней части туловища. Терпеть было невозможно и я снова пополз наружу, стараясь в движении хоть немного приспустить штаны, чтобы не терять драгоценных секунд. По дороге я успел прихватить у костра остаток свежей газетки "Гудок", которую мы купили в привокзальном киоске. Я свистел, - как Соловей Разбойник. На лбу выступила холодная испарина, а рези в животе выдавливали из меня жалобный стон. Вдруг я услышал точно такой же звук, который исходил с другой стороны за палаткой. Это Сашка знакомил свой зад со свежими новостями совковой прессы. Костер уже давно погас и в тихой ночной темноте раздавались дуплетные очереди двух расстроенных желудков, шелест газетки, да мерный храп спящего в палатке Анатолия. Что стало причиной такого физического расстройства, - было непонятно. То ли сырые яйца, то ли богатый гербарий, то ли недоваренные головастики в болотной воде, но факт оставался фактом. Нас с Сашкой несло со всех отверстий, а Анатолий безмятежно храпел в утробе палатки. Тут Сашка вспомнил, что от всяческих утробных напастей есть премудрое народное средство. Уголь! Он так здорово крепит, уверял он, что потом вполне может даже понадобится отбойный молоток. Я был согласен даже на простой молоток, а уж на отбойный - тем более, и мы шатаясь пошли к погасшему костру. Чиркнув спичкой я присветил кострище, чтобы Сашка выбрал головешку по крупнее, чтобы уж если закрепляться, то чтоб наверняка. Он взял её за несгоревший конец, как обычно берут куриную ляжку, и начал грызть, словно кукурузный початок, стараясь не откусить несгоревшую сердцевину головешки, а затем передал ее мне. Я с опаской смотрел на эту трапезу, все еще не решаясь наполнять тревожный живот хоть и свежим, но все же углем. Сашка с сухим хрустом жевал уголь, как будто ел кукурузные хлопья. Наконец он проглотил и принялся напутствовать меня приговаривая, что уголь очень хорошо убивает всех бактерий, и даже микробов. Я обречено стал объедать другую сторону обгрызенной головешки и вернув ее Сашке стал жевать пересохшим ртом хрустящую, и противно скрипящую на зубах, не съедобную пищу. Сашка решительно откусил добавку и снова передал головешку мне. Я тоже добавил и мы наконец вернулись в палатку. После двойного облегчения и угле терапии мы наконец уснули богатырским сном, не смотря на сильную вонь в палатке от коровьего дерьма. Во сне меня что-то постоянно щекотало по всему телу, то под коленкой, то под мышкой, а то и прямо в волосах, но проснуться не было никакой мОчи. Утром нас разбудило громкое, разноголосое, коровье мычание. Палатка освещалась снаружи первыми, косыми лучами восходящего солнца и мы раздвинули полог палатки. Прямо на наш лагерь двигалось большое стадо коров, погоняемое двумя деревенскими пастухами. Мы вышли наружу, огляделись по сторонам и просто обалдели от увиденного. Палатка стояла по середине широкой тропы, пролегающей между поломанных кустов, по которой прямо на нас шло большое коровье стадо. Завидев нас, коровы стали шарахаться по сторонам, наступая на разбросанные рюкзаки и посуду, втаптывая в навозную землю наши ласты и подводное ружье, ломая не развязанные охапки наших снастей и при этом щедро поливая землю свежайшим дерьмом. Мы старались выхватывать из под копыт остатки растоптанных вещей, еще больше пугая бедных коров. Вдруг Анатолий остановился, как вкопанный и с испугом посмотрел на нас с Сашкой. "Это что это случилось с вашими рожами?" - спросил он настороженно. Мы переглянулись и только теперь увидели друг друга. Наши лица были до ушей вымазаны черной сажей и мы стали похожи на полупапуасов, так как лоб еще оставался относительно белым. В этот момент разъяренный пастух, с длинным кнутом через плечо, выскочил из-за кустов и уже хотел было от души перетянуть крайнего Сашку своим воспитательным предметом, но тут приглядевшись, он вдруг признал в Анатолии вчерашнего встречного, которому он объяснял дорогу до ближайшей воды. А увидев нашу недопитую поллитровку у края палатки, он вообще смягчился и, поручив подпаску согнать коров у водопоя, стал намекать, что знает сказочное место, где можно порыбачить. Анатолий навострил уши и с готовностью налил ему полстакана водки. Мужик взял стакан и попросил чего-нибудь закусить. Закусить было нечем. На земле валялась опрокинутая коровами банка с остатками двух разбившихся яиц. Тогда мужик отставил стакан, взял пустую кружку и направился в сторону коровьего стада. Через пару минут он вернулся с кружкой нацеженного молока, взял стакан и по очереди опорожнил обе тары. Крякнув и утершись рукавом он стал рассказывать, как и чем можно наловить вагон рыбы, начав свою басню с описания размеров водящихся там экземпляров. У Анатолия горели глаза и капали слюни от откровенного вранья деревенского пастуха, но он всегда свято верил в такие рассказы и слушал затаив дыхание. Мы с Сашкой недоверчиво ловили некоторые фразы и все время чесались в разных местах своего тела. Наконец не выдержав Анатолий почти заорал: - "Куда, в какую сторону нам идти, и далеко ли то заветное место от этого проклятого места?" Мужик, не моргнув глазом, ответил, что совсем рядом, километров семь - восемь, если напрямки, но придется маленько обойти небольшую болотину и будет намного ближе, всего не более десяти километров. Видя такие пробелы мужика в арифметике и послав его на х.., а точнее к его коровам, мы стали собирать разбросанные шмотки, продолжая чесаться. Наконец мне эта чесотка надоела и я решил разобраться в чем дело. А дело было в опарыше, который снова выполз из вазелиновой баночки спящего Анатолия и заполз во все щели палатки и нашей одежды. Пришлось всем раздеваться почти до гола и вытряхивать из одежды непрошеных гостей. Анатолий не унимался стал бодро агитировать нас на новый поход за немыслимыми уловами, но мы с Сашкой членораздельно растолковали ему, что ночью сперва облегчившись, а затем заправившись только свежим углем, сможем дотянуть лишь до железнодорожной платформы "66 километр". Все еще не теряя надежды я направился к берегу озера, чтобы оценить возможность использования подводного снаряжения, или в крайнем случае спиннинга. Пройдя сквозь затоптанные кусты к воде моему взору открылась удручающая картина. Почти на середине озера, а верее огромной и мелкой лужи, стояло коровье стадо по голень в воде и пило воду. Некоторые коровы мочились, а особо извращенные щедро пакостно опорожнялись от ночной жратвы прямо в воду, громко хлопая огромными кизяками по поверхности водоема. Из памяти выплыл тот самый странный запах, который исходил от нашего чая. Теперь я его вспомнил. Глянув под ноги на края лужи, я увидел тучи головастиков, которые копошились в глубоких ямках, оставленных копытами коров и наполненных водой. За моей спиной послышались торопливые приближающиеся шаги. Обернувшись, я увидел Анатолия, который на ходу привязывал здоровенную колебалку к концу лески своего спиннинга. Я уступил ему место и в слух пожелал ни хвоста, ни чешуи, а про себя пожелал ему поймать маленький трипер. Обратно собирались молча и только Анатолий укоризненно ворчал на нашу несознательность и нерешительность отправится за настоящей рыбой. Последней собирали палатку. Когда колья были вынуты, а растяжки отвязаны Сашка, встав на колени, стал сворачивать наше временное жилище в тугой рулон. Когда он докрутил рулон до головной части, стало понятно, отчего в палатке всю ночь воняло коровьим дерьмом. Палатка стояла в аккурат на огромной и размазанной коровьей лепешке, которую мы не заметили в вечерних сумерках. Наскоро застирав днище палатки в коровьем водохранилище мы медленно поплелись на платформу "66 километр". О билетах никто даже не заикнулся и мы уже вскоре ехали обратно в Москву сидя на лавочках полупустого утреннего вагона электрички. Народ как-то странно сторонился нашей компании и старался побыстрее пройти мимо нас. Мы немного задремали, но тут нас разбудил страшный и требовательный вопрос: - "Ваши билетики?" Трое контролеров подняли нас с насиженного места и повели в голову электрички. Пройдя пару вагонов задний контролер вдруг спросил, не обосрался ли кто-нибудь из нас? Проспав всю ночь носом в дерьме мы уже принюхались и совершенно не замечали посторонних запахов. И тут сообразительный Сашка заискивающе запричитал, что мы, мол, попили на рыбалке ссаной воды с головастиками, и с бодуна, во сне, все трое по уши обосрались, и именно по этому от нас так сильно смердит, и что хотя бы только поэтому нас надо немножко отпустить. Контролеры переглянулись и ушли вперед, оставив нас смердеть в пустом тамбуре с обугленными и черными рожами. Через полчаса мы были уже на Киевском вокзале, а еще через сорок минут я наконец вернулся домой. Общение с живой природой не состоялось и я был искренне рад такой неудаче. Страшно даже представить, что было бы с девушками, если бы они тоже попили нашего необыкновенного чая. А Сашка все же молодец, в смысле борьбы с бактериями. Меня так закупорило свежим углем, что еще чуть-чуть, - и действительно потребовался бы отбойный молоток. Слава Богу, -

 

Ключевые слова: Егор
x

Что это такое?

Вы можете опубликовать понравившийся материал нашего сайта у себя в блоге. Достаточно, нажать на кнопку «скопировать код» и вставить код из буфера обмена в свой блог. Для отдельных сервисов сделаны специальные кнопки, которые позволяют опубликовать материал сразу напрямую в Facebook, Twitter, Вконтакте и Мой Мир.

Рыболовный интернет-портал www.matchfishing.ru
Рассказы от Егора: 2 истории

Мы познакомились под кустом на берегу Истринского водохранилища. Обоим исполнилось по 16 и впервые в жизни, на новый СССР паспорт, уже можно было взять на прокат лодку. Он расположился на ночлег с одной стороны, а я с другой. Он второпях забыл дома хлеб, а я по той же причине колбасу. Разделив хлеб

Подробнее